Свадьба, свадьба… Невеста - Эстер - прекрасна, как утренняя звезда. Облако тюля окутывает ее черты, она далека, прохладна и возвышенна.
Жених - Реувен - изящен и обаятелен. Он – наделен прекрасными душевными качествами, он обладает глубокими познаниями в Талмуде, он – из уважаемой династии раввинов.
Как поэтично сказано в Талмуде про такую пару, что это - "сплетение плодов виноградной лозы".
Однако, хупа – необходимый элемент брачной церемонии – почему-то задерживается. Сначала гости не высказывают удивления. Такие задержки – почти норма, и мало ли что неожиданное могло произойти. И даже не обязательно что-то должно произойти, просто так делается – не торопясь…
Но время-то идет! Эстер уже не сидит на своем белоснежном, исходящим цветами, кресле. Она встает и ходит между гостями.
Может, у жениха какая-то задержка? Гости между собой высказывают предположение, что он забыл дома обручальное кольцо. Но всякий, кто желает, может убедиться, что красная коробочка с плюшевой подушечной внутри и драгоценным кольцом лежит на столе, рядом с заполненной Ктубой – брачным договором, которое раввин прочтет под хупой самое малое еще через … – еще сколько времени?
Может, кто-то из уважаемых раввинов еще не прибыл? Например, глава ешивы? Но внимательный взгляд может удостовериться, что все на лицо: и уважаемые раввины – наставники жениха, и его дяди – главы раввинских судов и главы коллелей, и дедушка невесты – рош-ешива тоже…
Реувен и его окружение погружено в талмудический разговор и не видно, чтобы задержка сколько-нибудь их беспокоила. Чего нельзя сказать о невесте. Ей не сидится. Она стоя разговаривает с подругами, и они мало представляют себе темы, о которых можно сейчас с невестой говорить. Они чувствуют возрастающую неловкость. Они, знакомые с Эстер со старшей группы детсада, вдруг перед лицом ее пышного наряда теряют всякую непосредственность и явственно ощущают ее нервозность.
Мама невесты то появляется в зале с озабоченным видом, то вновь исчезает, и даже тетя Песя из района Бейт-Исраэль, которая может вынуть что угодно из кого угодно, начиная от рыбной кости в горле и заканчивая наследственной тайной, или, еще хуже – величиной суммы ипотечной ссуды, которую придется выплачивать за новую квартиру, на этот раз хмуриться, так как не столько задержка ее беспокоит, а тот не поддающийся объяснению факт, что она еще не понятна причину задержки…
Хупа назначена на шесть тридцать, а сейчас уже перевалило за семь… за восемь… почти девять, и никакого движения и никакого продвижения не наблюдается.
Наконец, когда часы большинства гостей, немилосердно, каждые пятнадцать минут подвергаемые осмотру на глазах у невесты, показывают пять минут десятого, оркестранты расправляют плечи, отряхивают их от пыли, а рукава - от крошек бурекасов, и начинают нежную протяжную мелодию – прелюдию к заждавшемуся под звездным небом балдахину, чей синий бархатный перелив таит в себе мистическое зазеркалье, – к Хупе.
Я помню эту хупу. И то, что так тогда не понял ни причину задержки. Свадьба была веселая и из оставшегося отведенного ей времени взяла все, что еврейская свадьба может только желать и чем она гордится. Я не буду это описывать. Это давно всем известно. А тому, кому – нет – желаю в скором времени побывать, и лучше всего, с помощью Неба – в качестве одного из главных действующих лиц...
Прошло несколько лет, и у счастливой пары уже двое детей, два чудесных мальчика, которые унаследовали живость матери и могучие интеллект отца. Старший уже учиться в хейдере, и в будущем обещает стать выдающимся учеником. Если бы не его склонный к шалостям, непоседливый характер, который с трудом поддается дисциплине, то он мог бы вполне стать выдающимся учеником уже сейчас.
Отец той невесты, сейчас уже мамы этих сорванцов – рав Шломо, мой старый друг. Он очень болен. Он вызвал меня к себе недавно. У людей в том состоянии, в котором он сейчас, есть это неоспоримое право: призывать к себе людей. То ли тот факт, что сами они – на передовой, и их души ждут своего вызова, то ли это чувство вины окружающих за то, что они здоровы…, так или иначе, но когда его жена позвонила и от имени рава Шломо попросила приехать, то я немедленно отменил все, что собирался сделать в тот день, все встречи, поездки и прочее, взял машину и через два с половиной часа был у него.
Он выглядел плохо. Я не стал ему ничего говорить, и не стал уверять его, что все пройдет и нечего беспокоиться. Он был рад, что я не трачу слова попусту. (Ну, для этого и существуют старые друзья, правильно?) Его жена предложила мне кофе и легкий обед, но я отказался. Мой друг – р. Шломо уже давно не мог ни сам пить, ни есть… Она пыталась меня уговорить, но рав Шломо, устало улыбнулся, махнул рукой: "Ты же видишь, что он не будет", и она ушла, оставив нас вдвоем.
Он сразу приступил к делу, ради которого вызвал меня к себе. - Ты все еще занимаешься тем же, что и прежде? – спросил он. Мы с ним не виделись года три или больше, но это не мешало нам разговаривать так, будто мы расстались вчера. Старые друзья, я вам, кажется, уже говорил об этом… - Да, - ответил я, - по-прежнему. Я даю лекции, уроки, мотаюсь по всему Израилю. Езжу в Европу, в Америку… Везде есть евреи, которые никогда не слышали про своего Б-га… Ассимиляция растет везде, евреи угасают, мы должны торопиться… – И? – спросил реб Шломо - Тебе удается заинтересовать? - Да, - ответил я, потому что не видел причину скрывать, - им нравиться слушать мои лекции, многие хотят прийти еще.
Рав Шломо замолчал. Он лежал на подушках и взгляд его бродил по стенам комнаты. Я не торопил его с разговором. Я тоже молчал. Я ждал…
Он остановил на мне глаза, отвел их и снова вернулся и спросил меня так тихо, что я не расслышал, но, когда переспросил, то изумился: к такому вопросу я не был готов: - Скажи мне, - заговорил он снова, - если ты и такие, как ты, твои друзья, ездят по всему миру и рассказывают евреям про Б-га… то почему Машиах еще не пришел? - Что? – не понял я. - Что ты сказал? Вместо ответа он снова замолчал. И когда снова заговорил, я с трудом его слышал: - Ты помнишь свадьбу моей дочери? Свадьбу Эстер? - Конечно. Помню. – подтвердил я и снова подавил в себе желание деланно воскликнуть: "Мы еще попляшем на свадьбе всех твоих детей и внуков!".
Он был доволен, что я не мучаю его такими возгласами, не отвлекаю его от мысли, которая, казалось, давно его мучила.
- Ты помнишь, почему тогда задержалась Хупа? - Нет,- кротко ответил я. - Я не знаю, и тогда не знал. Он беспокойно задвигался. Ему было мучительно говорить, но он продолжал:
- Я скажу тебе, почему задержалась Хупа, хотя в приглашениях было написано: "до захода солнца", а на деле вышло очень… - - …поздно, - подсказал я. - Да, - кивнул он. - Я скажу тебе – почему…
И он снова замолчал. Я ждал, я не торопил его. - ...Мы ждали Эли. - Что? - не понял я. - Элиньку, - повторил он еле слышно, - моего старшего сына… Ты знаешь, Эли… он… он, к тому времени, уже не жил с нами, он уехал… Он жил в Тель-Авиве, и никто бы не смог сказать, что его дед – глава ешивы… и кто его мама… и что я - его отец. Ты знаешь, что это такое, когда твой сын уходит от тебя?..
Когда он маленький, его шелковистая голова умещается в твоей ладони, и ты идешь с ним за руку… Он дергает тебя за пальцы и показывает на самолет в небе, и вы оба долго стоите, подняв головы. Потом ты учишься с ним и мечтаешь, что он станет выдающимся человеком, и ты будешь гордиться им. И готов отдать ради него свое сердце, всю свою жизнь…
Но ты вдруг замечаешь, что он невнимательно тебя слушает, что его вдруг тянут трущобы на окраине города, что он слышит их голоса даже тогда, когда говорит с тобой… и он не хочет смотреть на лучшие дары, которые ты сложил к его ногам. Все, все лучшее, что есть на этой земле, ты дал ему, все самое светлое, самое чистое, самое мудрое. Но это не интересно ему… он слышит другие голоса и он думает, что там, с ними – ему будет лучше. И он уходит…
Тогда, на свадьбе Эстер - я ждал его. Я велел не начинать хупу, пока он не придет. Мне все равно, что думали гости. Я ждал своего сына. Я ждал Элиньку. Он и не думал торопиться. Он хотел заглянуть к концу, если вообще собирался… Но я не сердился на него.
Когда твое сердце полно любви к твоему сыну, как было мое, в нем уже нет места для гнева. Я только очень хотел видеть его. Я ждал его. Я не начинал. И Эстер ждала. И ее жених. И все уважаемые гости. Но моего сына не было, и я ждал его…
Ты знаешь, почему Машиах до сих пор не пришел? - повернулся ко мне мой старый друг. – Потому что Б-г ждет своего сына. Он ждет своего Элиньку… Своего мальчика, который очень давно ушел от Него… И потерял его след... везде есть Элиньки… или его дети… или дети его детей… и каждый – для Него единственный… Он ждет… а тот думает зайти попозже… если вообще собирается… но это не имеет значения… Потому что Он ждет… своего сына…
Ита Минкина.
Группа "Дочери Царя - Тора".
Comments