РАССКАЗ О ТОМ, КАК НА ПРИЕМНЫХ ЭКЗАМЕНАХ МЕДАЛИСТ ТРЕБОВАЛ НЕ ТРОЙКУ, А ДВОЙКУ

Два моих друга Марик и Боб, один из которых сейчас профессор политеха, а другой патентный лоер в Лос Анжелесе, метались, куда пойти учиться после окончании школы – как многие еврейские дети в то время.

Оба медалисты – но в Университет имени Жданова (который в шестидесятые годы был в Ленинграде единственный – не считая университета Марксизьма-Ленинизьма) о поступлении даже мечтать им было нельзя. Потому что как всему городу было известно: евреев в него стопроцентно заваливали.

В Политех на Физмех вроде бы тоже. Подали в Бонч – поскольку в институты, после которых можно было только в почтовый ящик сыграть, то есть работать на армию – евреев (как тогда говорили) брали, а до анекдота ВЫ ЕВРЕЕВ БЕРЕТЕ? – БЕРЕМ – А ГДЕ ВЫ ИХ БЕРЕТЕ? было еще далеко.

И вдруг по Ленинграду разнесся слух, что в политехе недобор и экзамены у евреев будут принимать не заваливая, а по знаниям как у казахов и чукчей. И прием документов продлен на пять дней. Услышав такую невероятную новость, Марик и Боря ринулись в приемную комиссию Бонча срочно забрать документы.

- Мы документы до окончания экзаменов не выдаем – был ответ. – А до этого еще две недели. Вот сдадите четыре экзамена, тогда и приходите. А у Вас, Хаймович и Рабинович, пока только два экзамена по физике и математике сданы. На пятерки, кстати сказать.

Медалисты раскрыли рты в ужасе. Как вдруг следующим в очереди подходит какой то мужик в форме сержанта, называет фамилию типа Фарух-Оглы и ему выдают все, что сдавал. Включая аттестат зрелости.

- Мы будем жаловаться! – воскликнули разом оба еврея – почему Фарух-Оглы документы даете, а Рабиновичу и Хаймовичу нет? Почему к нам дискриминация?

- Так он же завалил предыдущий экзамен. Вот мы его и отсылаем из приемной комиссии нашего института в этом году – был ответ.

- Ах, он завалил и получил документы? Ну так и мы за… за… в общем понятно. До скорой встречи!

На следующий день экзамен по литературе. Марик старательно сделал двадцать четыре ошибки. Типа Обчий вместо общий, Опразование вместо образование и им подобные бесподобные. То есть резвился, как мог. Боря однако решил, что делать в одном сочинении по тридцать орфографических ошибок значит позорить математическую 239 школу, и делал только синтаксические ошибки, но зато сорок две.

То есть не ставил запятые при перечислении, двоеточие между однородными членами, точку после противопоставления А и так далее. Чтобы его незнание было не столь вопиюще на первый взгляд. Ну и по содержанию сделал с десяток ляпов, типа Пекин столица Калмыкии и Земля вращается вокруг луны. Чтобы поверили, что он хоть медалист, но не стопроцентный дебил.

На следующий день приходят узнать оценки чтобы документы забрать.

- Марк Аронович Рабинович? Медалист? 239 школа?

- Я самый.

- Вот именно самый. Летиратура вместо литература. Кому низам вместо коммунизм. Сведлое будуччее вместо светлое будущее.

- Какая отметка? – спрашивает Марик как бы понуро.

- Какая может быть отметка? Два!

Получив двойку с подтверждением завала экзамена на руках Марик ринулся в приемную. В которой ему тотчас выдали документы. Без дискриминации. Как если бы он был чукчей или казахом.

- А у меня что? – как бы волнуясь спросил Боря.

- Медалист Борис Исаакович Хаймович?

- Он самый.

- Стыдно за вас. Еврейский народ позорите – это я Вам по дружески говорю. Ну как человек, окончивший ленинградскую школу, может писать, что слово о полку Игореве было написано о битве на Курской Дуге? Что Иван Грозный построил Зимний Дворец! А на лицейском экзамене стихами Пушкина восхищался Чехов.

- Вы это о частностях. А отметка какая?

- Какая за такое сочинение может быть отметка? Тройка.

- Как тройка? Я не хочу тройку!

- А что Вы хотите? Пять?

- Что я хочу не имеет значения. Я хочу объективной оценки моих знаний.

- Тройка, товарищ Хаймович – произнес член приемной комиссии, посерьезнев – объективная оценка Ваших знаний судя по этому сочинению. У вас свежие мысли, ясный стиль изложения и редкая для советского школьника эрудиция.

Вы знаете, что Тредиаковский не хоккеист, а поэт, а Эйлер не эстрадный певец а ученый. При абсолютной – повторяю: АБСОЛЮТНОЙ ОРФОГРАФИЧЕСКОЙ ГРАМОТНОСТИ. В которую вплетены абсурды и каламбуры такие как – вот здесь ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ БЫЛА БАБА НЕ ПРОМАХ. И тут С ВНЕДРЕНИЕМ В СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК БАЛЬМОНТА РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ПОНЕСЛА ТЯЖЕЛУЮ УТРАТУ.

Не исключаю, что вы участвовали в КВН или готовитесь наряду с профессией инженера писать для Аркадия Райкина. Орфография, конечно, не соответствует нормам русского языка и, говоря объективно, чудовищна. Что, в сочетании с абсолютной грамотностью в написании слов и блестящим структурированием предложений воспринимается как вызов чему-то. Что в нашу эпоху перехода от Культа Личности к оттепели в мышлении и созидании приветствуется.

Такие оригинально мыслящие инженеры Советскому Союзу нужны! Поэтому не отчаивайтесь. Впереди у Вас четвертый экзамен. На котором я не сомневаюсь – блеснете. Поэтому шанс стать студентом нашего института у вас не пропал.

Эту профессиональную тираду Боря выслушал ошалело и раскрыв варежку. После которой только сумел промямлить

- Я буду жаловаться.

- Жаловаться – это Ваше право. Жалобы разбираются перед окончательным решением Приемной Комиссии о зачислении. Все одновременно. Чтобы быть объективными и случайно не отсеять талантливого человека.

- И когда это будет?

- Через четырнадцать дней.

- А если я не явлюсь на следующий экзамен?

- Для тех, кто заболел с подтверждением справкой из поликлиники, или не смог явиться по объективной семейной причине, принимает секретарь приемной комиссии ежедневно. Чтобы дать своевременно непришедшим возможность сдать тот же экзамен с другим потоком.

Будущий американский адвокат попытался устроить скандал изображая из себя неврастеника. Но это не помогло. Подать в политех на физмех, в которой стремился, он не сумел. Так и закончил Боря один курс в Бонч Бруевиче. В котором евреев не заваливали. И даже наоборот.

Такая еврейско-ленинградская быль невозвратно минувших времен. Которая выглядит анекдотично и весело не по причине советского антисемитизма, который бесспорно был, а из-за местами его отсутствия. Стыковка нестыкуемого – юдофобства и объективности – в эпоху оттепели создавала не только трагические, но и комические ситуации. Одна из которых реанимирована от кановения в лету этим рассказом.

Юрий Магаршак.