СТАЛИН КАК СЛАБОЕ ЗВЕНО КРИЗИС УПРАВЛЕНИЯ ЛЕТОМ 1941 ГОДА

Продолжение.

Диктатор на грани нервного срыва

Но вернемся к Сталину в дни начала войны. Видимо, указание провести зондаж настроений Гитлера и попытки овладеть обстановкой на фронтах какое-то время позволили ему держаться, проводя поздно вечером и в ночное время бесконечные заседания расширенного Политбюро.

Обычный рабочий день Сталина продолжался с 16–17 и до 1-2 часов ночи, на совещания приходили за день от 10 до 30 человек. Наряду с требованием наносить контрудары, подтягивать к фронту резервы принимались и не соответствующие обстановке решения. Например, по предложению Госплана Политбюро одобрило постановление об отгрузке зерна в западные районы Украинской ССР, к тому времени уже занятые вермахтом.

Вскоре дурные новости и ночные бдения привели советского диктатора к нервному срыву. Жуков пишет, что Сталин "не мог по-настоящему взять себя в руки и твердо руководить событиями. Шок, произведенный на И. В. Сталина нападением врага, был настолько силен, что у него даже понизился звук голоса, а его распоряжения по организации вооруженной борьбы не всегда отвечали сложившейся обстановке".

Но руководители СССР продолжали действовать в своем мире пока напрасных надежд на успех. Прозрение наступило после появления информации, в которую Сталин не хотел верить, о потере территории, отступлении войск. Началось отрезвление, понимание масштабов постигшей страну катастрофы. И совершенно очевидно, что военно-политическое руководство к такому ходу событий не было готово.

В ночь с 28 на 29 июня рабочий день Сталина подошел к концу. Встреча вождя с Анастасом Микояном и Лаврентием Берией закончилась в 0:50. Видимо, в это время до Кремля дошли неподтвержденные еще сведения о захвате нацистами Минска. Жуков пишет, что в тот день было две встречи военных, его и маршала Тимошенко, со Сталиным. Первая встреча в Кремле закончилась в 23:15. Получить информацию о том, что происходит на Западном фронте, не удавалось.

Недовольный происходящим Сталин, взяв с собой Молотова, Маленкова, Микояна, Берию, поехал в Генштаб. С наркомом обороны Тимошенко и начальником Генштаба Жуковым снова пошел разговор об обстановке. Сначала Сталин вел себя спокойно, пытался понять, что происходит. "Почему допустили прорыв немцев?" – стал он требовать военных к ответу.

Почему допустили прорыв немцев?

Жуков докладывал, что связь со штабом Западного фронта была прервана, восстановить ее за день не удалось. Он сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает.

Минут тридцать говорили довольно спокойно, но вскоре Сталин вспылил: "Что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует, раз нет связи. Штаб бессилен руководить!" Такой окрик был для Жукова оскорбительным, и он выбежал в другую комнату. Микоян пишет, что Жуков был обижен буквально до слез. Успокаивать генерала армии пошел Молотов.

Все участники разбирательства выглядели подавленными. Жуков вернулся через 10 минут. До кадровых решений дело не дошло: видимо, Сталин понимал, что иных командующих под рукой у него в Москве нет. Позже пострадают командиры ниже уровнем. На Западный фронт отправились маршал артиллерии Григорий Кулик и начальник политуправления Лев Мехлис.

Первый потом чудом вышел из окружения, а второй имеет прямое отношение к смене руководства и расстрелу командования Западным фронтом во главе с генералом Дмитрием Павловым.

Сталин был в таком состоянии шока, что, когда его соратники вышли из наркомата, он громко сказал: "Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – все это просрали…". Все присутствовавшие были поражены этим высказыванием.

Никита Хрущев в мемуарах добавляет: "Буквально так и выразился. «Я, – говорит – отказываюсь от руководства», – и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на Ближнюю дачу".

Но находившийся в июне 1941 года в Киеве Хрущев знал эту историю лишь по рассказам лиц из окружения Сталина. Возможно, что прямо таких слов генсек и не говорил, но о его намерениях судили по действиям.

Вождь действительно поехал на свою дачу в Кунцево. В Кремле он не появился ни в этот день, 29 июня, ни на следующий – 30-го. Сталина никто из высшего руководства страны не видел. 30 июня, как следует из мемуаров Анастаса Микояна, его и председателя Госплана СССР Николая Вознесенского вызвал к себе в кабинет Вячеслав Молотов. Там же были Берия, Маленков, Ворошилов. Берия предложил для руководства страной создать Государственный комитет обороны.

Решили во главе ГКО поставить Сталина, остальной состав нового органа не обсуждали. Все посчитали, что руководство и авторитет Сталина облегчат мобилизацию и руководство военными действиями. С этим проектом решились ехать к Сталину, предложить ему возглавить ГКО. Молотов, видимо пытался связаться с диктатором. Он предупредил партийных деятелей, что Сталин ничем не интересовался, потерял инициативу, находился в плохом душевном состоянии.

Любопытно, что глава Госплана Вознесенский единственный из всей группы сказал, что "если Сталин будет себя так же вести и дальше, то Молотов должен вести за собой остальных членов Политбюро, и те пойдут за ним".

Приехавшие на дачу в Кунцево нашли Сталина сидящим в кресле в малой гостиной. Встретил он входящих членов Политбюро, вжавшись в кресло, словами: "Зачем приехали?". Согласно позднейшей интерпретации Хрущева и Микояна, Сталин как будто опасался ареста. Но явных доказательств этому нет.

При той системе, когда Сталина охраняли десятки телохранителей, арест вождя кажется невероятным, хотя он выглядел взволнованным визитом и инициативой своих товарищей.

Левый оппозиционер, писатель Виктор Серж справедливо отмечает в своих мемуарах, что массовые репрессии 30-х годов имели одной из целей уничтожение всякой возможности формулирования внятной программы, альтернативной сталинской. После Большого террора в СССР уже не осталось политических элит, способных взять рычаги управления вместо Сталина, а ему предъявить счет за катастрофические провалы.

Похожее мнение о целевом уничтожении социально активных людей не раз выказывал и писатель Варлам Шаламов. Так Сталин снижал риски сопротивления тоталитарной системе или внутриэлитного переворота. Он понимал, что многократно заслужил смещение, и сделал все, чтобы его избежать.

Козлы отпущения для воспрявшего вождя

Немецкий военный (слева) и советские пленные в первые дни войны Германии против СССР, июнь 1941 года

В известном тосте Сталин в 1945 году говорил: "Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой… Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству".

Мысль о "мире с Германией" могла вырваться из подсознания Сталина в связи его собственным поручением Судоплатову и Берии. Здесь Сталин явно передергивает, поскольку "другое правительство" могло бы не мир с агрессором заключать, а обеспечить более эффективный отпор врагу.

Но такого выбора, ни персонального, ни политического, у граждан СССР в условиях диктатуры не было. В Великобритании Уинстон Черчилль 10 мая 1940 года после ряда поражений западных союзников сменил на посту премьер-министра Невилла Чемберлена. В СССР подобное было немыслимо.

Альтернативы 30 июня 1941 года не оказалось и у советских вождей. Недееспособного и растерянного Сталина, по мнению его приспешников, должен был сменить Сталин дееспособный. К этому и призывали своего лидера посетители Ближней дачи.

Вячеслав Молотов от имени всех приехавших сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы "страну поставить на ноги". Во главе такого органа должен быть сам Сталин. Сталин выглядел удивленным, никаких возражений не высказал, сказал: "Хорошо". По версии Хрущева, все приехавшие убеждали Сталина, что страна огромная, есть возможность организоваться, мобилизовать промышленность и людей, сделать все, чтобы поднять народ против Гитлера.

Сталин будет во главе, затем Молотов,

Ворошилов, Маленков и Берия

Участники событий запомнили, что именно Лаврентий Берия проявил кадровую инициативу. Глава НКВД сказал, что нужно назначить пять членов Государственного комитета обороны: "Сталин будет во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и Берия". Так Берия хотел отсечь от новой высшей власти часть конкурентов.

Сталин на это ответил, что надо включить в ГКО Микояна и Вознесенского, отвечавших за снабжение и экономику. Но все же ГКО первоначально был создан в том составе, который предложил Берия: председатель – Сталин, Молотов – его заместитель. Микоян и Вознесенский, а также Каганович, были включены в ГКО в феврале 1942 года.

Среди участников встречи на сталинской даче тут же завязался спор о распределении сфер обязанностей, который удалось относительно быстро уладить, апеллируя к генсеку. Кризис руководства СССР был преодолен.

Одним из первых решений Сталина в роли главы ГКО стала расправа с командованием Западного фронта. Командующий генерал армии Дмитрий Павлов был 30 июня снят с должности и вызван в Москву.

Уже 22 июля Павлов, генерал-майоры начальник штаба фронта Владимир Климовских, начальник связи фронта Андрей Григорьев и командующий 4-й армией Александр Коробков за "халатность" и "неисполнение своих должностных обязанностей" были осуждены Военной коллегией Верховного суда СССР и расстреляны.

Специальным приказом Сталина как наркома обороны на них была возложена ответственность за поражения в начале войны. Вождь должен был остаться вне подозрений. На самом деле вины на генералах нет. Они-то как раз с усердием исполняли должностные обязанности, выполняя приказ Сталина не провоцировать Гитлера, и к тому понуждали и подчиненных. Все они реабилитированы посмертно.

В тоталитарной системе управления все нити руководства сходились к Сталину, в военной обстановке его выход из процесса управления государством парализовал принятие решений, что хорошо поняли члены Политбюро, которые фактически принесли клятву верности вождю.

Некоторые авторы сравнивают двое суток отъезда Сталина из Кремля с известным выездом Ивана Грозного в Александровскую слободу, заставившим бояр бить царю челом и позволить ввести опричнину. Может быть, и Сталин испытывал своих помощников? Но у Сталина нужды в новом порядке управления не было, его "опричнина" была создана еще до войны. Если что ему и требовалось, это упорядочение системы и, как и произошло с созданием ГКО, передача части сталинских полномочий своего рода отраслевым диктаторам, способным контролировать отведенные им сферы народного хозяйства, избавляя вождя от части "мелочевки".

Что же до проверки лояльности "бояр", то у Сталина она отчасти состоялась. Председатель Госплана Николай Вознесенский, предположивший возможность пойти за Молотовым, коль скоро Сталин "отключился", стал жертвой "ленинградского дела" в 1950 году. Берия мог оказаться фигурантом "мингрельского дела". А сам Молотов в начале 50-х попал у Сталина в опалу. На октябрьском (1952) пленуме ЦК КПСС Сталин раскритиковал его как "капитулянта", пасующего перед Западом. Смерть Сталина изменила траекторию их судеб.

О создании Государственного комитета обороны Иосиф Сталин сообщил гражданам СССР 3 июля 1941 года в речи, транслировавшейся по радио. В той самой, где он обратился к слушателям: "Братья и сестры". Сталин не признал ошибок, приведших к отступлению. Он констатировал: "Над нашей Родиной нависла серьезная опасность". Сталин оспорил "непобедимость" немецкой армии, при этом приведя в пример поражения армий Наполеона и Вильгельма II, а провал первых дней войны объяснял выгодным положением вермахта.

В своей речи генсек говорил о борьбе с паникерами и трусами, перестройке экономики на военный лад, необходимости всесторонней помощи Красной армии, действиях при наступлении врага. Сталин объявил: "Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма".

Современники воспоминают врезавшееся в память: "Слышно было, как булькает вода, наливаемая в стакан, и как дробно стучат зубы о стекло стакана". Никто на радио, видимо, не рискнул вырезать эту паузу из заранее записанной речи.

Сталин после попытки сговора с врагом и брошенного в критический момент руля, призывая к борьбе, продолжал волноваться. И было от чего. Советские войска, хотя и наносили урон противнику, в тот момент терпели поражение за поражением, кадровые части несли тяжелые потери, а громких побед пока не предвиделось.

Оставался шанс, что постепенно Красная армия получит всенародную поддержку, освоит науку побеждать, получит помощь союзников по антигитлеровской коалиции, а нацисты истратят лучшие силы и в затяжной войне на истощение потерпят поражение. До этого финала схватки двух диктатур, однако, было еще далеко.

Ныне власти России непрестанно говорят о великой победе, праздниками смывая историческую память о том, ценой каких потерь она далась, и снимая очевидный вопрос о вине Сталина и его соратников в катастрофах первой половины войны.

Михаил Михайлов.